4. Памятники культуры полей погребений на территории Киева
Клады римских монет и случайные находки отдельных монет и различных других привозных предметов первых веков нашей эры не являются единственными памятниками этого времени на территории Киева. Еще раскопками В.В.Хвойки в усадьбе Петровского в 1907-1908 гг. было установлено наличие отдельных разрушенных погребений, относящихся к культуре полей погребений. На территории этой усадьбы был найден “небольшой глиняный сосуд с лоснящейся (лощеной, – М. К.) поверхностью”, по мнению В.Хвойки, “вполне сходный с погребальными сосудами могильников латэнского типа (с сожжением) у с.Зарубинцы Киевского уезда, м.Межиречье Черкасского уезда и м.Ржищева Киевского уезда” [В.В.Хвойка. Древние обитатели Среднего Приднепровья и их культура в доисторические времена (по раскопкам). Киев, 1913, стр. 65]. Тот же исследователь сообщал о находке при раскопках в этой же усадьбе “поврежденной бронзовой фибулы римского провинциального типа” [там же].
В Киевском историческом музее сохранился из материалов раскопок В.В.Хвойки лепной сосуд с отогнутым венчиком и округлой ручкой, имеющий заглаженную поверхность серо-коричневатого цвета и небольшая бронзовая арбалетовидная фибула с подогнутой ножкой. Сосуд по своему типу близок к керамике Корчеватовского могильника. Глиняное тесто имеет примесь песка, обжиг неравномерный [I.М.Самойловський, ук. соч., стр. 153]. Фибула может быть отнесена к II в. н.э. [там же] [с. 82]
К керамике корчеватовского типа принадлежит также фрагмент венчика с ушком лепного чернолощеного сосуда, найденный Д.В.Милеевым при раскопках на территории Десятинной церкви в 1913-1914 гг., хранящийся в том же музее [там же].
Попытка И.М.Самойловского отнести к числу погребений зарубинецко-корчеватовского типа обнаруженное раскопками В.В.Хвойки в усадьбе Петровского еще одно погребение, состоявшее из пяти глиняных сосудов, из которых больший был наполнен остатками сож-женого праха покойника, лишена оснований [там же]. В.В.Хвойка относил это погребение к эпохе бронзы [В.В.Хвойка, ук. соч., стр. 65. Более подробные сведения об открытии этого погребения см.: Раскопки в Киеве летом 1908 г. (Свод газетных известий). ИАК, Прибавл. к вып. 31, СПб., 1909, стр. 83].
Погребение III—IV вв. Усадьба…
Рис. 2. Погребение III—IV вв. Усадьба Художественной школы (ныне усадьба Киевского исторического музея). Раскопки 1937 г. [с. 83]
Большое значение представляют два погребения, открытые раскопками Института археологии АН УССР в 1937 г. на территории усадьбы Художественной школы (бывш. усадьба Петровского), в 15 м к юго-западу от остатков “капища”, раскопанного в 1908 г. В.В.Хвойкой [Отчет о работе Киевской археологической экспедиции в 1936-1937 гг. Рукопись, стр. 51-53. Архив ИА АН УССР. Инвентарь этих погребений был опубликован впервые в нашей статье “К вопросу о древнейшем истории Киева” (СА, X, 1948, стр. 249-251); см. также: I.М.Самойловський, ук. соч., стр. 153-154].
Первое погребение (№ 4/1937 г.) было обнаружено на глубине 2.10 м от уровня современной поверхности. Могильная яма углублена на 0.5 м в лёссовый материковый грунт. Плохой сохранности костяк взрослой женщины лежал на спине, в вытянутом положении, головой на северо-запад; руки вытянуты вдоль скелета. Никаких следов деревянного гробовища обнаружено не было (рис. 2).
Глиняный сосуд из погребения III—IV…
Рис. 3. Глиняный сосуд из погребения III—IV вв. Раскопки 1937 г. [с. 84]
Около правой руки стоял сосуд, сделанный на гончарном круге из глины с примесью крупнотолченого кварца (рис. 3). Обжиг хороший, хотя не вполне равномерный. На поверхности сосуда (желтовато-серого цвета) местами едва заметные следы лощения. Сосуд имеет довольно узкое горло, слабо отогнутый [с. 83] наружу венчик и достаточно сильно выпуклые, округлые бока. По плечикам сосуда тянутся два рельефных концентрических выступа, между которыми орнамент в виде пролощеной ломаной линии. Сосуд имеет профилированный поддон. Высота сосуда 16 см, диаметр венчика 8 см, диаметр средней части сосуда 15 см, диаметр донца 7 см, толщина стенок 0.7 см.
Возле черепа был найден миниатюрный костяной гребень (3.75:3.5 см) и полукруглым верхом, в средней части которого небольшое отверстие с продетым сквозь него колечком из тонкой бронзовой проволоки, служившим для подвешивания (рис. 4). Наряду с миниатюрными размерами гребня эта особенность свидетельствует о том, что гребень не имел реального назначения, а являлся подвеской. Форма гребня повторяет многочисленные образцы подобных изделий, известных в Черняховском могильнике и в других погребальных памятниках этого типа.
Около левого плеча скелета найден фрагмент бронзовой арбалетообразной двухчастной фибулы с короткой, сильно выгнутой ребристой спинкой и припаянным высоким держателем иглы в виде ромбовидного щитка (рис. 4). У стыка щитка с дужкой перпендикулярно припаяна пластинка с загнутым в трубочку концом (замок фибулы), в котором (до реставрации) уцелел кусочек булавки из тонкого бронзового дрота. Пружина с тетивой не сохранилась. Длина фибулы 5.5 см. Фибула может быть отнесена к III-IV вв. н.э. [с. 84]
Характерные особенности описанного выше инвентаря позволяют отнести погребение, раскопанное в 1937 г., к числу хорошо известных погребальных комплексов культуры полей погребений черняховского типа (III-IV вв. н.э.).
Поблизости от описанного погребения была найдена небольшая бронзовая литая бляшка овальной формы с рельефным изображением головы, окруженной звездчатым нимбом из пяти лучей [в упомянутой нашей статье “К вопросу о древнейшей истории Киева” (СA, X, 1948, стр. 250) изображение это ошибочно названо Горгоной]. Голова отлита отдельно и прикреплена к бляшке шпеньком, пропущенным насквозь и расклепанным на обороте. Длинные волосы, обрамляющие лицо, причесаны на прямой пробор. По краю бляшки рельефная узкая каемка, образующая несколько углубленный фон, заполненный темно-синей эмалью. В углублениях лучей нимба местами сохранилась эмаль кирпично-красного цвета. Возможно, что бляшка происходит из какого-нибудь погребения, современного вышеописанному (табл. I, 6).
Вблизи от описанного выше погребения (в 0.5 м к западу от него) в 1937 г. было раскопано еще одно погребение (№ 1/1937 г.). По стратиграфическим условиям это погребение близко напоминало погребение № 4 [Отчет о работе Киевской археологической экспедиции в 1936-1937 гг., стр.52]. Погребение № 1 обнаружено также в лёссовом материковом грунте на глубине 2.17 м от уровня современной поверхности, причем могильная яма углублена в материк на 0.25 м. [с. 85]
Инвентарь погребений III—IV вв.…
Рис. 4. Инвентарь погребений III—IV вв. Раскопки 1937 г. [с. 85]
Плохо сохравшийся детский скелет лежал в вытянутом положении головой на запад. При нем (у плечевых костей) найдены два колечка (диаметр 1.8 и 1.9 см) из низкопробного серебра и пять бусин, из которых одна сердоликовая, продолговатая, четырнадцатигранная, с ромбовидными четырьмя гранями, одна янтарная, круглая, несколько приплюснутой формы, две небольшие, стеклянные и одна большая (диаметр 1.3 см), пастовая, бочкообразная, с белой орнаментальной ломаной линией на поверхности (рис. 4) [Отчет о работе Киевской археологической экспедиции в 1936-1937 гг., стр. 52. В отчете о раскопках 1937 г. янтарная бусина ошибочно названа сердоликовой. Это ошибочное определение повторено и в нашей статье “К вопросу о древнейшей истории Киева” (СА, X, 1948, стр. 250)].
Открытые в 1908 и 1937 гг, на территории усадьбы Петровского (ныне усадьба Киевского исторического музея) погребения неоспоримо свидетельствуют о существовании на Андреевской горе могильника, относящегося к культуре полей погребений, причем заслуживает особого внимания наличие здесь погребений как древнейшего, так называемого зарубинецко-корчеватовского периода этой культуры, так и более позднего – черняховского.
Установленное археологическими исследованиями существование на Андреевской горе в течение весьма длительного периода могильника ставит нас перед новой, еще более важной задачей – отыскания поселения, с которым был связан этот могильник.
Задача эта чрезвычайно осложнена тем, что территория, на которой должны производиться эти поиски, почти сплошь была занята многократно возобновлявшимися жилыми и хозяйственными постройками последующих веков и в первую очередь постройками, связанными с жизнью княжеского двора XII-XIII вв., которые буквально стерли с лица земли остатки построек более древних периодов. К тому же в настоящее время в результате позднейших застроек систематические раскопки стали возможны лишь на незначительных по отношению к общей площади участках вокруг Десятинной церкви (бывш. усадьба Петровского, усадьба Слюсаревского, бывш. усадьба Десятинной церкви).
Памятники культуры полей погребений, относящиеся к первой половине I тысячелетия н.э., не ограничиваются остатками могильника на Андреевской горе, обнаруженными раскопками 1908 и 1937 гг. Несомненные следы поселения этой поры открыты на горе Киселевке. Еще раскопками Киевского исторического музея в 1932 г. здесь на глубине около 4.5 м были обнаружены обломки различной лощеной посуды серого и черного цвета, выполненной на гончарном круге, которые были отнесены к керамике “эпохи римских влияний” [С.Магура. До питания про стару слов’янську кераміку часів родоплеменного ладу (з приводу розкопів на ropi Киселівці в Києві 1932 р.). – HЗІІMK, кн. I, К., 1934, стр. 56, 60-61].
Раскопками Института археологии АН УССР на горе Киселевке в 1940 г. на уровне погребенной почвы, у самого материка были обнаружены две про[с. 86]слойки с характерной керамикой полей погребений, относящейся к двум различным периодам этой культуры [Розкопи в Києві на ropi Кисілівці в 1940 р. Археологія, I, К., 1947, стр. 148].
В верхнем слое найдены всего пять небольших фрагментов тонкостенной посуды, сделанной на гончарном круге, относящейся к черняховскому типу керамики, т. е. к III-IV вв. н.э. Три из этих пяти фрагментов происходят от одного сосуда темно-серого цвета; обломком другого сосуда является светло-серый черепок, украшенный лощением в виде зубчатой линии по матовому фону [там же].
К более древнему периоду культуры полей погребений относятся найденные на глубине 4.0-4.4 м достаточно многочисленные фрагменты лепных лощеных и нелощеных глиняных сосудов зарубинецко-корчеватовского типа. Большая часть фрагментов имела резко выраженный угловатый профиль. Среди фрагментов этой группы был найден большой кусок плоской толстостенной тарелки без загнутых краев, с заглаженной поверхностью. В нескольких местах поверхность тарелки имела небольшие ямки, сделанные защипом пальцев. Полная аналогия керамики второй группы, найденной на Киселевке, с керамикой известного могильника у с. Корчеватого в окрестностях Киева позволяет датировать эту группу керамики с Киселевки II в. до н.э. – I в. н.э. [там же]
К этому же времени относятся два фрагмента римской амфоры с развдвоен-ными ручками, найденные на той же глубине [там же].
Никаких других предметов, характерных для культуры полей погребений, на Киселевке не было найдено. Отсутствие каких-либо признаков погребальных комплексов, в частности даже более или менее целых экземпляров глиняных сосудов, позволяет с большей вероятностью считать описанные выше находки остатками поселения, а не могильника.
Раскопками 1948 г. на Киселевке вновь обнаружено несколько фрагментов керамики зарубинецко-корчеватовского и черняховского типов [I.М.Самойловський, ук. соч., стр. 155].
Количество случайных находок памятников культуры полей погребений в различных районах современного города и в его окрестностях весьма значительно и увеличивается с каждым годом.
При раскопках в 1862 г. могильника на Батыевой горе (над р.Лыбедь) была найдена большая, грубой работы глиняная урна с широким горлом и отогнутым венчиком с рядом отверстий на нем, наполненная пережженными человеческими костями. Среди находок в том же могильнике значится также фрагмент малой бронзовой фибулы арбалетного типа [Каталог выставки XI АС в Киеве. Киев, 1899, стр. 89-90; I.М.Самойловський, ук.соч., стр. 156]. По-видимому, оба предмета происходят из могильника типа полей погребений. [с. 87]
Сведения об остатках “поселения римского времени” в районе ц.Спаса на Берестове [Київ. Провідник. – К., 1930, стр. 480], по-видимому, опираются на находки под фундаментами церкви при раскопках П.П.Покрышкина в 1910 г. “черепков эпохи Галыптата” (по определению А.А.Спицына) [OAK за 1909-1910 гг., СПб., 1913, стр. 184]. Фрагменты чернолощеной глиняной посуды корчеватовского типа действительно были обнаружены в 1947 г. при раскопках М.М.Герасимова в церкви Спаса на Берестове, в связи с неувенчавшимися успехом поисками гробницы Юрия Долгорукого [сообщение М.М.Герасимова; см. также: I.М.Самойловський, ук. соч., стр. 155].
В Киевском историческом музее хранятся несколько обломков серой глиняной посуды черняховского типа, изготовленной на гончарном круге, найденных на Сенной площади [I.М.Самойловський, ук. соч., стр. 155].
В 1938 г. при раскопках в усадьбе Святославского (ул.Фрунзе, бывш. Кирилловская, д.81) найден фрагмент бронзовой шпильки и несколько фрагментов керамики “галыптатского типа”, сходные с керамикой корчеватовского типа [там же].
Разведками Института археологии, проведенными в 1945 и 1947 гг. на дюнных песках правого берега среднего течения р. Почайны, собраны обломки глиняной посуды корчеватовского типа [там же].
Перечисленные серии памятников, относящихся к первой половине I тысячелетия н.э., число которых неуклонно растет из года в год, свидетельствуют о том, как далек был от истины А.А.Спицын, утверждая в 1899 г., что
“в многочисленных киевских коллекциях древностей можно отметить только два предмета, относящиеся ко времени II-IV вв., да и тех местное происхождение сомнительно” [Обозрение некоторых губерний и областей России в археологическом отношении, XXI, Киевская губ. – ЗРАО, т. XI, вып. 1-2, 1899, стр. 268-269].
Найденные в Киеве римские монеты, по мнению Спицына, тоже не доказывали существования здесь современного им значительного поселения.
Многочисленные находки керамики как зарубинецко-корчеватовского, так и черняховского типа, кладов римских монет и различных случайных вещей, в столь значительном, как показано выше, количестве в действительности неоспоримо свидетельствуют о существовании в течение первых веков нашей эры на территории будущего города значительно более древних поселений; находки же нескольких погребений той же эпохи способны рассеять последние сомнения в этом вопросе.
Необходимо остановиться, однако, на одном важном вопросе. Выше было сказано, что находки римских монет долгое время связывались исключительно с Подолом и отчасти с Печерском. В Верхнем Киеве находки этого типа дол[с. 88]roe время были вовсе неизвестны. Отсюда возникла мысль о том, что поселение первых веков нашей эры было расположено в Подольской части Киева, в устье Почайны [В.С.Иконников. Опыт русской историографии, т. II, кн. 1, стр. 165]. Этот же район Киева имел в виду В.Б.Антонович, когда в связи с публикацией Оболонского клада писал о существовавшем в IV в. на месте нынешнего Киево-Подола поселении, связанном торговыми сношениями по меньшей мере с побережьем Черного моря, а может быть, и с Византией [В.Б.Антонович. Описание Киевского клада…, стр. 244].
Топография известных ныне кладов, случайных находок и нескольких погребений существенно меняет наши представления о древнейшем поселении’ или, вернее, поселениях на территории Киева. Находки, относящиеся к первой половине I тысячелетия н.э., встречены в самых различных районах Киева, весьма удаленных один от другого. Необходимо решительно предостеречь от того пути в трактовке этих находок, по которому пошел В.Г.Ляскоронский. Находки тех или иных кладов первых веков нашей эры он пытался связать с топографией позднейшего княжеского Киева, рассматривая тем самым поселение первых веков нашей эры не только как единый крупнейший по размерам город, но к тому же и как город, топография которого предопределила в основном топографию города Ярослава середины XI в.
Так, по поводу находки клада римских монет на Сенном базаре, В.Г.Ляскоронский писал:
“Эта находка римских монет весьма любопытна, ибо клад был зарыт около древней границы Киевской великокняжеской крепости, недалеко от так называемых Жидовских, или Львовских, ворот – т.е. возле того района, который с древних времен был известен своей интенсивной торговой жизнью” [В.Г.Ляскоронский, ук. соч., стр. 33 (перевод наш, – М. К.)].
Ссылаясь на летописное известие 1113 г. о том, как по смерти кн. Святополка II киевляне, разграбив двор тысяцкого Путяты, “идоша на жиды и разграбиша я”, Ляскоронский тем самым связывал клад римских монет II в. с топографией Ярославова города, возникшего в 30-х годах XI в. на месте, где, по известию той же летописи, было расположено “поле вне града”. Более того, номенклатура ворот Ярославова города соблазнила Ляскоронского связать найденный клад с интенсивной торговой жизнью района.
С этим же районом крепостных валов Ярославова города связывал Ляскоронский и замечательный клад, обнаруженный на Некрасовской ул., вновь повторяя, что эти оба клада наибольшие и наиболее ценные, найдены
“возле древней крепостной границы города Киева, а именно в той части города, которая была заселена торгово-промысловым людом и которую с давних пор называли “Жидовским городом”, или “Жидове”, как свидетельствуют наши летописи (Ипат. лет., стр. 198, 296 и пр.)” [там же].
Кроме того, по словам Ляскоронского, римские монеты находили
“по склонам того яра, который подводил к “Жидовским”, или “Львовским” воротам, игравшим, как известно, крупную роль в военно-стратегическом отношении, [с. 89] где происходили кровавые схватки между защитниками Киева и врагами, которые нападали на него” [B.Г.Ляскоронский, ук. соч., стр. 41].
Клад римских монет, найденный на Печерске, около Арсенала, Ляскоронский также пытался связать с топографией Киева XI-XIII вв., считая, что он обнаружен на дороге, которая соединяла древний Киевский кремль с Великой церковью Печорской лавры, проходившей через важные в истории Киева “Лядские ворота”, где был один из важных подступов к Старому Киеву [там же].
Находку на Караваевской ул. Ляскоронский также связывал с линией подходов к Старому Киеву с запада от р.Лыбеди в направлении на Золотые Ворота [там же]. Наконец, и Оболонский клад, по мнению Ляскоронского, найден в той части Подола, где были с древних времен ворота, которые вели на Подол [там же].
Вывод Ляскоронского о том, что большая часть кладов римских монет найдена на линиях древних путей, ведших к древнему Киеву с северо-запада, юго-востока и запада, приходится безусловно отвергнуть, ибо в основе этого вывода лежит ошибочное перенесение топографии Ярославова города XI в. на поселения первых веков нашей эры.
Если Ляскоронскому еще не могли быть известны наши выводы о существовании на территории Киева в VIII-Х вв. нескольких не связанных между собой поселений на Горе, на Подоле, на Киселевке и других, то факт существования в конце Х в. города Владимира, значительно меньшего по своей площади, чем город Ярослава 30-х годов XI в., был установлен историками и археологами Киева уже давно и был отлично известен Ляскоронскому.
Нам кажется, что в этих попытках связать разбросанные по огромной территории Киева клады римских монет первых веков нашей эры нельзя не видеть отголоска теории о существовании большого “Днепровского города”, тесно связанного торговыми и культурно-политическими связями с Римом, хотя сам Ляскоронский ни разу не назвал этот город ни Danparstadir, ни столицей Эрманарика.
Нам представляется исторически гораздо более реальной другая трактовка. Клады, случайные находки и погребения локализуются в основном в пяти районах Киева, весьма отдаленных один от другого.
В верхнем нагорном Киеве в районе Львовских ворот, т.е. в северном углу города Ярослава, найдены клады наиболее древние и наиболее богатые по своему составу.
Несколько поодаль к востоку, на Андреевской горе, в границах более позднего городища VIII-Х вв. обнаружен некрополь типа полей погребений. Погребальные комплексы, раскопанные на Андреевской горе, относятся как к раннему (корчеватовско-зарубинецкому), так и к более позднему (черняхов[с. 9]скому) типу культуры полей погребений. Ряд кладов и отдельные монеты найдены в северном углу Киева, на Подоле, у устья р.Почайны. Эти находки в основном относятся к III-IV вв. н.э. Несколько случайных находок римских монет и керамика как корчеватовского, так и черняховского типа обнаружены на горе Киселевке. Клад и несколько случайных находок найдены на Печерске и на путях к нему.
Топография находок первых веков нашей эры, локализующихся в указанных районах Киева, заставляет, на наш взгляд, вспомнить, что и памятники VIII-Х вв., найденные на территории Киева, также локализованы в нескольких разобщенных между собой районах, часть которых совпадает с районами находок первых веков нашей эры.
Изучая некрополи и городища VIII-Х вв. на территории Киева, мы предложили трактовать эти памятники не как части единого грандиозного города, а как остатки нескольких самостоятельных поселений, предшественников будущего Киева [М.К.Каргер. Дофеодальный период истории Киева по археологическим данным. – КСИИМК, I, 1939, стр. 9-10]. Нам представляется, что и в первые века нашей эры на территории будущего Киева существовало несколько небольших поселений, число которых определить точно пока еще невозможно.
Разнообразные и достаточно многочисленные памятники, систематизированные выше, не дают все же возможности раскрыть с желаемой полнотой социальный характер древнейших поселений, существовавших на территории Киева в первые века нашей эры. Слишком отрывочны, эпизодичны те факты, которыми мы пока располагаем.
Несомненна связь всех охарактеризованных выше памятников древнейшей истории Киева с культурой полей погребений. К сожалению, интерпретация социально-экономических и этнических основ этой культуры связана со многими, пока еще не преодоленными, трудностями, вызванными прежде всего совершенно недостаточной степенью изученности памятников. Только дальнейшее углубленное изучение этого периода истории Восточной Европы и, прежде всего, систематические раскопки хорошо сохранившихся поселений и могильников этой поры позволят уточнить историческое значение тех древнейших поселений на территории Киева, незначительные, случайные остатки которых в настоящее время можно рассматривать лишь как первые сигналы, направляющие дальнейшие поиски.
Большое количество римских монет, как в виде отдельных находок, так и в виде крупных кладов, а также находки различных изделий римского происхождения (светильник, камея, стеклянный бальзамарий, фибулы, перстень) свидетельствуют о несомненных связях этих поселений с периферией римского мира, с северным Причерноморьем, в частности. Однако изучение могильников и особенно поселений культуры полей погребений в Среднем Поднепровье, широко развернувшееся за последние два десятилетия, отнюдь не дает осно[с. 91]вания согласиться с В.Б.Антоновичем и В.С.Иконниковым, рассматривавшими Киев III-IV вв. в качестве какого-то “торгового поселка на устье Почайны” [В.С.Иконников. Опыт русскои]историографии, т. II, кн. 1, стр. 165].