3. Княжеские дворы
Наряду с официальной княжеской резиденцией, в качестве каковой служил с древнейшей поры и вплоть до монгольского разгрома княж двор в старом Владимировом городе, с середины XII в. обычно называвшийся Ярославовым двором, и княжеским двором на Берестове, каковой выступает, как показано выше, с несколько своеобразными функциями “резервного дворца”, в Киеве уже с XI в. известен целый ряд других дворов, либо принадлежавших различным князьям, не занимавшим в данное время киевский стол, либо являвшимися как бы частными вотчинами тех или иных княжеских фамилий.
К югу от Киева, на Выдубицком холме, находился Красный двор Всеволода Ярославича. В 1096 г. половцы, прорвавшиеся к южным окраинам Киева, сожгли его [“Тогда же зажгоша двор Красиый,его же поставил благоверный кияаь Всеволод ва юлму, дарепаемом Выдобычи: то все оканиии половци запалшпа огиемь” (Лавр. лет. 6684 (1096) г.)]. Если учесть, что находившийся возле Красного двора Всеволода его же Выдубицкий монастырь, нередко называвшийся Всеволожим, быд выстроен еще в ту пору, когда Всеволод был князем в Переяславле, можно думать, что и Красный двор Всеволода возник еще до вокняжения Всеволода на киевском столе.
М.Ф.Берлинский пытался точно локализовать местоположение Красного двора Всеволода, утверждая, что “по всем следам и положению холма видно, что сей дворец существовал над Днепром по левую, или северную, сторону самого монастыря” [М.Ф.Берлинский, ук. соч., стр. 172-173]. “Должно думать, – писал тот же автор, – что дворец был деревянный, ибо, кроме следов жилых мест, никаких там каменных следов неприметно” [там же]. А.Писарев, писавший, по-видимому, со слов Берлинского, утверждал, однако, что “жилые следы” Красного двора остались “на возвышенном холме по правую [I ] сторону Выдубицкого монастыря” [А.Писарев. Историческая выписка о дворцах княжеских в Киеве бывших, о которых в летописях упоминается. – ЗТОИДР, ч. II, М., 1824, стр. 159]. [с. 275]
К числу княжеских дворов иногда причисляют и упомянутый в летописном рассказе о событиях 1068 г. “двор Брячиславль”, полагая, что он принадлежал полоцкому князю Брячиславу Изяславичу – отцу Всеслава [Н.Закревский (Описание Киева, т. І. М., 1868, стр. 204) ставил этот вопрос, но решал его неуверенно. Д.С.Лихачев (Повесть врсмеииш лет, ч. 2. Комментарии. М.-Л., 1950, стр. 398) утверждает это безоговорочно]. В пользу отождествления владельца киевского двора Брячислава с полоцким князем Брячиславом Изяславичом свидетельствует заключение “в порубе” этого двора в 1067-1068 гг. князя Всеслава Брячисдавича.
О таком же дворе упоминается в летописи в связи с событиями 1147 г. Желая спасти Игоря от рассвирепевшей толпы, захватившей его в Федоровском монастыре, где он пребывал в монашестве, Владимир (брат Изяслава Мстиславича), по словам летописца, “вомча Игоря во двор матере своея, затвори ворота, а Игоря пусти на Кожюховы сени”. Выломив ворота и ворвавшись во двор, киевляне увидели Игоря “па сенех”, разбили их, совлекли Игоря вниз и убили его внизу у лестницы (“копець всход”) [Лавр. лет. 6655 (1147) г.].
В Ипатьевской летописи подробности этих грозных событий 1147 г. нарисованы несколько иначе. По словам киевского летописца, Владимир, спасая Игоря от преследовавших его киевлян, помог ему войти “в двор Мьстиславль”. Ворвавшись туда, киевляне схватили еле живого Игоря “и волокоша и с Мьстиславля двора через Бабин Торжок на княжь двор и ту прикончаша и” [Ипат. лет. 6655 (1147) г.]. Нет сомнений, что “двор матери” кн. Владимира Мстиславича, как называет его суздальский летописец, и есть “Мьстиславль двор”, как называет его киевский летописец.
Путь, по которому влачили полуживого Игоря с Мстиславля двора, через Бабин торжок на княж (Ярославль) двор, столь обстоятельно описанный киевским летописцем, вызывал у многих исследователей исторической топографии Киева желание точно разместить на плане древнего Киева все эти три урочища, учитывая к тому же и близкое соседство Федоровского Вотча монастыря, выстроенного Мстиславом. Не может быть сомнений в том, что описанные летописцами события развертывались внутри Владимирова города, но вес попытки уточнить местоположение упомянутых урочищ не шли далее весьма условных гипотетических построений, ибо даже местоположение Федоровского монастыря, руины которого стояли еще в XYII в., установить точно пока не удается.
Какой-то княжеский двор существовал на Острове, напротив Выдубицкого монастыря. Здесь в 1149 г. останавливался кн. Изяслав Мстиславич (“стояше Изяслав противу святому Михаилу у Выдобыча в Острове, Ростислав же приеха ту”) [Ипат. лет. 6657 (1149) г.], а после разорения Киева татарами в 1240 г. жил кн. Михаил Всеволодович (“живяше под Киевом во Острове”) [Ипат. лет. 6748 (1240) г. См. также: М.Грушевский. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV ст. – Киев, 1891, стр. 20]. [с. 276]
Повествуя о событиях борьбы кн. Изяслава с Володимирком Галицким 1150 г., летописец рассказывает о том, как Володимирко, преследуя отступавшие полкп Изяслава, “ста у Кыева, у теремца” [Лавр. лет. 6658 (1150) г.]. Н.И.Петров считал, что упомянутый “теремец” представлял собой, по-видимому, какой-то княжеский загородный дворец. При этом он напоминал, что в южнорусском житии Владимира Святого, относящемся к XVII в., говорится о том, что Владимир ожидал брата своего Ярополка “в Теремле (вар. Теремне) фольварку отцовском” [Н.И.Петров. Историко-топографические очерки…, стр. 54]. М.Грушевский полагал, что памятью об этом загородном дворце является современный хутор Теремки, расположенный на Васильковской дороге [М.Грушевский, ук. соч., стр. 20].
Князь Юрий Долгорукий, многие годы боровшийся за киевский стол и трижды сидевший на нем, также имел в Киеве свой “Красный двор”. Впервые мы узнаем о нем из летописного рассказа о бегстве сына Юрия – Бориса – из Вышгорода, занятого Изяславом, к своему отцу, который в то время “бяше на Красном дворе” [Ипат. лет. 6658 (1150) г.].
После смерти Юрия в 1158 г. вспыхнуло волнение, направленное против Юрия и его приверженцев. Гнев киевлян обрушился не только на “Красный двор” Юрия, но и н а другой его же двор, расположенный за Днепром, который сам князь называл “Раем” [Ипат. лет. 6666 (1158) г.]. Оба двора были разграблены. В это же время был разграблен Васильков двор, находившийся в городе, принадлежавший сыну Юрия Васильку [там же]. Некоторые исследователи пытались определить местоположение загородного двора Юрия в районе Труханова острова [К.Шероцкий. Киев. Путеводитель, стр. 339], впрочем, без особых к тому оснований.
Разновременные находки древних строительных материалов на горе Киселевке давали повод предполагать здесь также наличие в древности “загородных дворов” [там же, стр. 190-191].
На княжих дворах, кроме парадных приемных помещений и жилых хором, размещалось немало служебных и хозяйственных построек. Письменные источники упоминают “погреба”, “медуши”, “бретьяницы”, “скотницы”, “бани” [В.Ф.Ржига. Очерки из истории быта домонгольской Руси. – Труды ГИАИ, вып. 5, М., 1929, стр. 16-17].
В древнейших летописных известиях погреба упоминаются преимущественно в качестве темницы-тюрьмы. Так, в “порубе” на Брячиславле дворе (по-видимому, двор полоцкого князя Брячислава) сидел захваченный обманом в 1067 г. князь Всесдав Полоцкий, до тех пор пока восставшие в 1068 г. киевляне не освободили его [Лавр. лет. 6576 (1068) г.]. [с. 277]
В Ипатьевской летописи под 6654 (1146) г. сохранились замечательные описания двух княжих дворов Ольговичей, разгромленных киевским князем Изяславом Мстиславичем. О первом из них – Игоревом сельце, представлявшем собой усадьбу Игоря Ольговича, летописец рассказывал:
“Идоста на Игорево сельце, идеже бяше устроил двор добре; бе же ту готовизны много, в бретьяницах и в погребех вина и медове, и что тяжкого товара всякого, до железа и до меди, не тягли бяхуть от множества всего того вывозити. Давидовича же повелеста имати на возы собе и воем, и потом повелеста зажечи двор и церковь святаго Георгия, и гумно его, в нем же бе стогов 9 сот” [Ипат. лет. 6654 (1146) г.].
В том же году вслед за взятием Путивля подвергся разгрому богатый двор князя Святослава Ольговича. По словам летописца,
“и ту двор Святославль раздели (Изяслав Мстиславич) на 4 части, и скотьнице, бретьянице, и товар, иже бе не мочно двигнути, и в погребех было 500 берковьсков меду, а вина 80 корчаг и церковь святого Възнесения всю облупиша” [там же].
“Медуша” – погреб для хранения вареного меда в Игореве сельце – заставляет вспомнить более ранний летописный рассказ о белгородском киселе: “…и поведе искати меду, они же шедше взяша меду лукно, бе бо погребено в княжи медуши” [Лавр. лет. 6505 (997 г.)].
“Медуша” упомянута и в летописном повествовании об убийстве Андрея Боголюбского (“шедше в медушю и пиша вино”) [Ипат. лет. 6682 (1174) г.].
Слово “бретьяница” И.Е.Забелин считал названием погреба с бортевым медом [И.Е.Забелин, ук. соч., стр. 23]. И.И.Срезневский полагал, что оно означает вообще амбар или кладовую [И.И.Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам, I, стр. 178].
На дворе Святослава Ольговича упомянута, кроме погребов и “бретьяницы”, еще “скотьница”. По объяснению И.И.Срезневского так называлось казнохранилище, а но мнению И.Е.Забелина – кладовая со всякой казной [В.Ф.Ржига, ук. соч., стр. 17]. О существовании “скотницы” уже в древнейшее время на дворе киевских князей известно из летописного рассказа о широком гостеприимстве князя Владимира Святосдавича: “Повеле вьсяку ншцю и убогу приходити на двор къняжь и възимати вьсяку потребу, питие и ядение, и от скотъниц кунами” [Лавр. лет. 6504 (996) г.].
Нельзя не обратить внимания на изобилие разнообразных запасов, в том числе и “тяжкого товара всякого, до железа и меди”, хранившихся на княжом дворе, который по своему значению, конечно, не идет ни в какое сравнение с великим двором киевских князей. [с. 278]
Из ряда приведенных выше летописных рассказов можно заключить, что княжеский двор в Киеве был весьма обширен. Несмотря на то, что на дворе находились многочисленные разнообразные постройки, вплоть до каменной церкви, выстроенной в 1183 г. князем Святославом Всеволодовичем [небольшие каменные и деревянные церкви стали характерной чертой княжих дворов во второй половине XII-XIII вв.], оставалась еще просторная площадь, на которой толпился народ, вершился княжеский суд [на княж двор как место княжого судопроизводства указывает Русская Правда], собиралось войско и даже устраивались конские ристалища.